Узник под номером 50407

Воспоминания жителя деревни Александровка Ельского района Зайца Михаила Максимовича, собраны и предоставлены для публикации Ремезовский средняя школа Ельского района

…Родился я в 1925 году на хуторе Загорный, недалеко от деревни Александровка Ельского района. В семье у нас было шесть детей. Отец работал в колхозе, а мать воспитывала детей. В 1939 году мать заболела туберкулёзом и вскоре умерла. В школу ходил в Заводный остров, до войны закончил 5 классов.

Война оставила значительный след в нашей семье. Отец погиб на фронте ещё в начале войны. Старший брат Адам погиб в 1944 году при освобождении города Петриков, похоронен в братской могиле.

Староста деревни составил список юношей и девушек 1924-1925 года рождения для отправки в Германию. В этот список был зачислен и я. Я пошёл проситься у старосты, чтобы меня не забирали, ведь нужно было присмотреть за младшими сёстрами и братьями. Староста даже слушать не хотел, ему нужно выполнить план по отправке трудоспособного населения в Германию. В сопровождении старосты на повозках нас отправили в Ельск, посадили в вагоны товарного поезда. Меня и ещё четырёх человек посадили в вагон, который не открывали до Польши. Староста позаботился, чтобы мы не сбежали.

Через несколько дней мы прибыли в Германию. Всех собрали на специальной площадке, распределили всех по разным работам. Со мной из Ремезов был Семененко Арсений, с Заводного острова – Алиховский Юзеф. Втроём нас отправили на работу в танковый цех. Работал я на токарном станку, вытачивал кольца. На заводе работало много женщин из Германии. Мастером был строгий немец. Он легко мог ударить по спине за любую передышку. Женщины относились к нам хорошо. Одна немка принесла мне одежду. Иногда давали еду.

Наш лагерь находился в трёх километрах от завода. Он был огорожен колючей проволокой, к которой был подведён электрический ток. В центре лагеря размещалась площадка, здесь же была виселица. Охранники постоянно предупреждали, что за попытку к бегству виновники будут повешены. Жили мы в бараках деревянных. Двери на ночь закрывали на замок, на нужды ставили бачок. Утром приходил немец, открывал бараки. Мы строились на площадке и в сопровождении охранников шли пешком на работу. Возле завода была столовая. Кормили плохо: суп – баланда, картофель в очистках, борщ с капусты кольраби, по 200 грамм хлеба наполовину с опилками.

Проработали мы на заводе 2 недели. Решили мы с товарищами убежать. Подготовили изолированные плоскогубцы, припасли немного еды, которую нам приносили немки, наметили план действий.

Утром пришёл немец, открыл наш барак. Когда немец пошёл открывать другие бараки, мы втроём подбежали к намеченному месту, щипцами разорвали проволоку и убежали.

План у нас был такой: добраться до железной дороги, сесть на поезд, который будет следовать на Восток и добраться домой.

Шесть суток мы шли в восточном направлении, нашли железнодорожную станцию. Подошли к одному поезду, но нас заметили немцы, схватили. Позже приехала полиция, допрашивала нас, а потом закрыли в подвале на ночь. Утром пришёл поезд и в сопровождении охраны привезли в тюрьму. Нас выводили во двор тюрьмы, мы пилили дрова, рубили, слаживали. А через два с половиной месяца нас доставили в концлагерь Заксенхаузен.

Нас разделили с товарищами, поместили в разные бараки. Я жил в бараке под номером 25 и личным порядковым номером 50407, который был прикреплён на полосатом пиджаке. В бараке были трехъярусные нары. С нами жили заключённые из разных стран: чехи, словаки, поляки, хорваты, норвежцы, французы и др. В каждом бараке был старший немец. Утром он делал подъём, завтракали. Дневной рацион питания был скудный:

завтрак: 200 грамм хлеба с примесью опилков, баланда;

обед: пол-литра супа из капусты кольраби, 3-4 картошки, варенных в очистках;

ужин: баланда.

После завтрака нас строили перед бараком и делали перекличку. Каждый узник должен был назвать свой номер на немецком языке. Мне очень тяжело было первый раз назвать свой номер. Немец несколько раз называл мой номер, но я ничего не отвечал. Затем он нашёл мой номер в строю, схватил за полосатый пиджак и ударил по лицу. Я упал, в голове начали летать мотыли. У меня пронеслась мысль, что спалят в крематории. Был отдан приказ встать в строй, но я подняться уже не мог. Норвежец вышел со строя, поднял меня, вытер кровь с лица и поставил в строй около себя.

После переклички всех вели на общую площадку. Старший барака докладывал лагерь фюреру: сколько спалено в крематории людей за сутки и сколько осталось людей. Эта процедура продолжалась три часа. Кто был здоровый, те шли работать. Кто не мог работать, но мог ходить – в сопровождении охранника шли в барак, а остальные – совершенно обессиленные — оставались лежать или сидеть на площадке. Большинство заключённых представляло собой ходячие скелеты или были неестественно толстыми от отёков и опухания на из-за голода. Некоторые,

чтобы уменьшить свои муки, подползали к колючей проволоке с током и уходили в вечность. Специальная команда собирала заключённых, отправляла в печи-крематории. Печи палили коксом, который горел на специальных решётках. Пепел от сожжённых людей выгребали в специальный бурт, а отходы сгоревшего угля – отдельно. Пепел потом вывозили на поля и использовали его в качестве удобрения.

В лагере были только мужчины. В Заксенхаузене изобретались и использовались различные методы истязания людей, проводились различные эксперименты. Была создана дорожка для испытания – заключённые, подгоняемые охраной, пробегали по ней 40 км. На дорожке чередовались девять настилов – галька, щебень, мелкий гравий, шлак и другие. Для того, чтобы усилить мучения, узникам выдавали обувь на два размера меньше, а на спину привязывали мешки с песком весом 20 кг. Давали заключённым таблетки и проверяли на стойкость: сколько может продержаться человек без сна, пищи при этом он должен был ходить по кругу на специальной площадке. Экспериментировали обувь кожаную.

Норвежец, который жил со мной в бараке, был старше меня, стал для меня настоящим отцом. Когда у него появлялись какие-нибудь продукты питания– делился со мной. С нами жил немец-заключённый. Когда меня угощал норвежец, я старался поделиться с немцем.

Мы ходили на работу: делали подмуровку для другого концлагеря.

Однажды ведут нас с работы, по бокам идут охранники с нагайками. Я в строю отвернулся заговорить с товарищем, который шёл за мной. Охранник со всей силы ударил меня нагайкой в лицо. Начала идти кровь. Я сказал на него фашист. Он записал мой номер, но я этого не заметил. Когда привели в лагерь, выбежали два охранника, взяли под руки и ведут в крематорий. Я иду, а в голове пронеслись слова молитвы, которым учила меня моя бабушка. В это время выбежал заключённый немец из нашего барака и начал кричать, чтобы меня отпустили, так как я очень хороший работник. После некоторых колебаний и раздумий лагерь фюрер отменил свой приказ.

В 12 км. от лагеря находился авиазавод. Заключённых с нашего барака отправляли работать на этот завод. Нашей задачей было наводить порядок на территории около завода, загладить воронки от снарядов и бомб, убрать разрушенные здания. В одной из бомбардировок был разрушен авиазавод, пострадали и заключённые. Моему земляку Юзику оторвало руку. Его сожгли в крематории.

Приближалась советская армия. Наш концлагерь стали эвакуировать. Дали на дорогу каждому по полбулки хлеба наполовину с опилками. Мы его сразу съели. Дальше дорогой нас не кормили.

Шли мы строем пешком. По бокам двигались охранники с автоматами, собаками. Ведут в строю, некоторые постепенно падают. Рядом с нами тянулся очень густой лес еловый. Двое начали убегать. Со

мной рядом шёл лётчик Иванов Аркадий, чех Фишер. Аркадий подговорил меня убегать вместе с Фишером. Аркадий меня ударил, т.е. дал знак убегать, я дал знак Фишеру. Аркадий побежал в лес, я за ним, за мной Фишер. Собаки залаяли, немцы выпустили две очереди с автомата. Чеха убили. Колону погнали дальше. Я слабый лежал, Аркадий думал, что меня убили, но у меня было просто бессознательное состояние. К нам подошли ещё двое, убежавших ранее. Мы иглицей загребли тело Фишера. Рядом был населённый пункт. Двое пошли туда, чтобы раздобыть что-нибудь поесть. По дороге был немецкий аэродром. Туда ехали немцы, заметили заключённых и убили их.

У Аркадия было 16 картошин. Он по пути успел взять у бауэра. С Аркадием я пробыл в лесу 5 суток. Кушали по две картошки в сутки. Я совершенно ослаб. Ночью Аркадий даже боялся давать мне спать. Он боялся, что я могу уснуть и не проснуться.

Приближался фронт, были слышны залпы орудий. Аркадий сказал, что мы будем жить. Потом шли советские войска. Нас заметили связисты. Я потерял сознание, меня долго выхаживали.

Потом я был зачислен в армию. Полевая почта 20/612. Война скоро закончена была. Награждён медалью «За победу над Германией».

После окончания войны служил четыре года в Германии в городе Дрездене. Домой прибыл 18 апреля 1949 года.

Сейчас прошло много лет с того страшного времени, но я до сих пор отчётливо помню тот ужас, который мне удалось пережить.

2021-03-29 docmemory