Тот день 1941 года был серым, пасмурным, когда немцы вошли в село. Помнится, что это было где-то к вечеру. В памяти сохранились отрывки того дня. Дорог, как таковых, в то время не было. Была проложена только узкая колея в песке. И помню, как первый мотоцикл с немцами долго крутился на этой дороге при въезде в село. Как кто-то бежал и кричал: «Немцы! Ховайтесь, немцы!». И как мы, детвора, сломя голову мчались по своим дворам, откуда в щели наблюдали за немцами.
Определились немцы в здании лесхоза, дав новое название – «Волость». Был назначен староста, полицейские, волостной писарь – все из местных, пострадавших во времена советской власти. Оставив себе замену, немцы были только наездом, хозяевами была местная власть. Запомнился староста. Был он среднего роста, с крупным, красным, мясистым лицом и большой головой. Зимой он носил какую-то большущую шапку, отчего голова казалась ещё больше. Отличался особой мстительностью и жестокостью.
Клином вошла в память поздняя осень 1941 года. Арестован мой родной дядя Садченко Михаил Маркович. Работал он на переправе мастером. Эвакуироваться не успел, попал в окружение и вернулся домой. Их троих (ещё двоих арестовали) нужно было доставить в город Чернобыль – главное логово немцев. Под Чернобылем, около Паришева, дядя был убит полицейским, который их сопровождал. А потом те двое как-нибудь прикопали его под насыпью, прямо в воду. Перехоронить запретили. Грозили расстрелом.
Но моя бабушка, его мать и сестра ночью, взяв у кого-то подводу, перевезли тело в деревню Гдень, где и захоронили, не оставив даже холмика. А потом, при возможности, не нашли и места точного захоронения.
Таковы были порядки того жёсткого времени, исполнителями которого были свои.
Очень запомнился январь 1943 года, старый Новый год. Был сильный мороз. Ночью деревня пламенем объята… Крики, стоны, стрельба. Казалось, всё горит вокруг.
Помню, мы (мама, сестра и я), прижавшись друг к другу на печке, ожидали своей участи.
Утром выяснилось, так полицейские расправились с семьями бывших советских активистов и коммунистов. Их погрузили на подводы, вывезли за деревню в лес и расстреляли, а дома спалили.
Во время похорон, на кладбище, мальчик Гриша оказался живой. Пуля чудом миновала его. Он замёрз. Помню, как мы растирали его снегом, как старались. Помнятся эти белые руки, лицо… Он пришёл в сознание, но не надолго. Умер.
Вскоре прошёл слух по деревне, что староста составил список: 72 семьи в Жарах – партизанские, подлежат уничтожению. В том списке была и наша семья, так как среди близких родственников были коммунисты.
Помню, каждая ночь казалась последней. Спали не раздеваясь. И всё ждали… Но, слава Богу, старый Новый год не повторился, потому что вскоре после нашего угона в Германию старосту убили партизаны.
В начале февраля объявлен новый набор в Германию. И 8 февраля 1943 года я была угнана в Германию. В группе я была моложе всех. Родилась 20 ноября 1928 года.
Помню сбор около волости: повозки, вооружённые полицейские с дубинками разгоняли сопровождающих родственников. Привезли нас в Хойники. Погрузили в товарные дырявые вагоны. Помню «свой» вагон. Огромная дыра в углу вагона, прямо над колесом. И я всё смотрела, как это колесо крутится, крутится. И щели везде: на потолке, стенах, полу… Очень холодно: одна соломенная подстилка на полу, на щелях. Сплошные сквозняки. Сопровождали нас немцы. Везли в закрытых на прочный засов вагонах. Открывали только в туалет 1-2 раза в течение дня. Пару раз на каких-то станциях для взятия кипятка. Ехали очень долго. Иногда этот состав загоняли где-то в тупик. Стояли иногда днями, иногда ночами.
Наконец выгрузили нас в какие-то бараки за колючей проволокой с цементным полом. Кормили супом с брюквой. Брюква – и больше ничего. Какая-то медкомиссия, какой-то отбор… Человек 15-20, в том числе и меня привезли в город Людвигкшлюст, районный центр. Выяснилось – для работ у хозяев. Засняли нас на немецкий паспорт (эту фотографию я прилагаю), повесив каждому свой номер.

За нами приезжали хозяева-немцы. Выбирали себе работников. Обязательно заставляли открывать рот, смотрели зубы. Поворачивали. Обращались как с животными. Состоятельные хозяева брали рослых, крепких. А я то – подросток. Потому-то взяли себя предпоследней. Фермер небогатый, средний. Хозяину в то время было около 60, хозяйке – 53-54 года, дочери Эмми – лет 18.

Два сына была на фронте. За это им положен был работник. Как люди, мои немцы-хозяева были человечны. Меня не обижали, учили очень терпеливо всяким работам, даже вязанию в зимние вечера. Несмотря на возраст, я работала наравне со всеми. Работали все вместе. Рабочий день продолжался от темна до темна. Особенно в уборочное время. Выходных не было.
Моего хозяина звали Пауль Винтерфельд. Жил он в деревне Грослаш, 3 км от Людвигшлюса, недалеко протекал Рейн.
Имел 10 коров, пару лошадей, молотилку, косилку, несколько гектар земли. Эти 10 коров доила я одна. Все поля обрабатывали вместе с их дочкой Эмми.
Нам, русским, дали нашивки: на синем фоне белым «OST»; полякам – жёлтые с «P», нашивали на рукав рабочей одежды и постоянно носили. Остальные – итальянцы, французы, бельгийцы и другие, никаких повязок не носили. С ними и обращались по другому. По карточкам они получали масло. Мы – маргарин.
Жизнь наша проходила под жёстким контролем полицейских, часто посещающих и проверяющих нас на дому. Не разрешалось есть за одним столом с русскими. Поэтому в кухне было два стола: большой и маленький, за которым ела я. При нарушении этого правила хозяев штрафовали.
О комнате, в которой я жила. Это была крайняя угловая комнатка. Не отапливалась, без окон, с цементным полом, двери со щелями. Хотя зимы мягкие, но спать было очень холодно. Ключей у меня не было. Зайти в свою комнату я могла только пройдя всё жилое помещение. С русскими общалась очень редко. В зимнее время жизнь проходила как в клетке: сарай, дом, двор. Очень хотелось домой. Хозяин всё чаще стал говорить, что я скоро поеду домой. Раскаты войны доносились всё ближе и ближе.
Настал май 1945 года. 2 мая нас освободили американцы, русские находились в 6 км Грослаш. Потом приехал наш советский представитель. Собрали нас всех на площади и объявили: «Свободны!» Сколько радости было!
Так как шла война, всех мужчин сразу всех отправили на фронт. Мы же, почувствовав свободу в тот же день рванули на Восток на велосипедах. Нас предупредили, что все дороги разрушены, поезда не ходят, идёт война. Но так хотелось домой! Не существовало никаких препятствий, никакая сила не могла удержать нас. Многое пришлось пережить… Мы, 7 человек, и под обстрел немцев попадали в лесу. А сколько трупов было везде… И немцев, и русских.
Реку Одер переходили по какому-то узенькому дощатому мостику. В реке плавало очень много трупов. Вода в реке казалась какой-то красной. А течение, помню, было очень быстрое.
День Победы мы встретили в какой-то деревне, пустой от немцев. Немцы убегали от русских, так очень сильна была пропаганда Геббельса.
За Одером, на какой-то станции, мы сели в товарняк (скот везли из Германии) до Бреста. В Бресте была медкомиссия. Из семерых нас только трое уехали до Киева. Четверых девушек, постарше нас, оставили сопровождать и доить коров.

Домой приехала 22 мая, утром на станцию Иолча. Может, за один час, не помню, я пробежала расстояние 20 км. Потому что утром была дома в Жарах.
Очень хотелось учиться. До войны окончила 5 классов. Все мои сверстники уже закончили семилетку. Меня приняли в 6-й класс. Многие насмехались: «Невеста, а ходит в шестой класс».
Со временем всё уладилось. Окончила 7 классов в 1947 году. Вот тут-то и начались все проблемы. Поступить никуда не могу – Германия. Пошла на обман. При заполнении карточек в графе «Был ли за границей ты или кто-то из родственников» я ставила прочерк. И таким образом я окончила заочно Мозырское педучилище, а потом и пединститут. Проработала на ниве просвещения 41 год. Начинала пионервожатой в Верхнежаровской семилетней школе. Директором был Иван Прокофьевич Кацуба, который рекомендовал меня на эту работу, не побоялся взять к себе в школу. Помог определиться в жизни, найти свою дорожку. Низкий поклон его памяти.
Прошли годы… Десятилетия… Не раз появлялось желание написать в Германию, подать весточку о себе, узнать как мои хозяева. Когда я уезжала, хозяин очень просил сообщить о себе, когда приеду домой. Уверен был, что еду на пепелище. Все втроём провожали меня. Давно нет в живых моих старых хозяев. Встретиться довелось только с Эмми Вилигала, в марте 1994 года, когда она приехала ко мне в гости. Перед этим я написала письмо в Германию на свой старый адрес. Оказалось, что Эмми проживает в той же деревне, в том же доме. До перестроечного времени боялась писать, думала, что это территория ФРГ. Оказывается потом американцы на 30 км отступили назад, отдав эту территорию русским. Так мне пояснила Эмми. Деревня Гросслаш входила в состав ГДР. Эмми рассказывала, что отец, будучи тяжело больным, говорил, что Надя погибла, не доехала, раз от неё нет никаких вестей. Это говорит о том, что среди немцев были тоже разные люди. И по-разному относились к нам, русским. А связаться со своими хозяевами я боялась, потому что это запрещалось. В своё время я смогла и работы лишиться за это, и получить громкую огласку. В 1994 году, получив моё письмо, Эмми очень захотела встретиться со мной. Ей представилась возможность приехать с группой немцев от фонда «Детям Чернобыля». Встретились через 49 лет. Друг друга, конечно, трудно было узнать. Но эта встреча была очень желанной для нас обоих. Эмми рассказывала, что её провожала вся деревня и все передавали привет. В истории этой деревни такого не было, чтобы к бывшей рабыне-иностранке в гости ездили хозяева. Пробыла она у меня 2 дня. Многое вспоминали, многое переговорили.

Меня реабилитировали, я получила удостоверение на право пользования льготами, установленными для бывших несовершеннолетних узников Великов Отечественной войны.
Много изменилось со времени войны. Было две Германии, теперь снова одна. Распался могучий СССР – победитель фашизма. Но надо помнить, что не все немцы – фашисты, и не все, кто находился на оккупированной территории – приспешники немецкой власти, как считалось во времена Сталина. Всегда были и есть разные люди. Но «Настоящих» людей с большой буквы всегда больше.
Ужасы Второй Мировой войны не должны повториться. Фашизм не должен возродиться. А настоящему и будущему своему поколения я бы пожелала любить и ценить ту землю, которая вскормила, воспитала – Родину, за которую столько пролито крови вашими предками. Помните это всегда.

2015 год